Александр - морж и йог со стажем, отличный товарищ, пишет стихи, рисует.
Родился в Благовещенске в 1955 году, инженерное образование получил во Владивостоке, работал на Камчатке. В 1979 году вернулся в Благовещенск, работает инженером-конструктором. Печатался в местных газетах, в альманахе "Приамурье".

БАЛЛАДА ОБ ОЖИДАНИИ

Он уходил, а я его ждала
Р. Мороз

Нет, он любил её. И всё ж,
когда в окне завис
однообразный нудный дождь,
он проклял эту жизнь.

Собрал какую-то еду –
свою простую снедь:
- Прости, - сказал, - Но я пойду,
я не могу сидеть.

- Ступай, любимый. – И ушёл:
в дожди, за далью – даль,
за полем – лес, за лесом – дол, -
лечить свою печаль.

Он брёл, забыв про все дела,
он мёрз, он бредил в зной,
он жёг костры… Она ждала
за пряжей заводной…

А он все шёл. И стыла кровь,
и вновь пылала грудь.
И униженья, и любовь –
был всем наполнен путь.

Забыв уют, забыв покой,
он брёл… Земля кругла.
Он, наконец, вернулся к той,
которая ждала.

Вошёл, не веря, что домой,
где не был столько лет…
- Ну, вот и ты, любимый мой.
Твой ужин на столе.

ЖУРАВЛЬ

Что тебе, что тебе надобно в нашем
продрогшем краю?
Что ты спешишь, в этот холод недвижным
крылом залетая?
Или палёво тебе в мандариновом сытом раю?
Или гнезда не нашлось в тростниковых болотах
Китая?

Звёзды, что здесь не увидишь вовек, неужели
плохи?
Жёстки ли травы, что медленно блёкнут от
сытого солнца?..
Там узкоглазый китаец тебе посвящал бы стихи,
или на холст перешёл бы ты с чуткою кистью
японца.

Нет. Ты спешишь, на случайных ночёвках
лишаясь всего,
чтобы в полёте набить желваки под крылом
измождённым,
чтобы испить, как амброзию, талой воды
волшебство
в нашей трясине, где мне и тебе довелось
быть рождённым.

ЗАПЛЫВ

В свинцовых водах – розовые перлы:
в морозном небе теплится заря.
Вода шипит, ведь я сегодня первый
вторгаюся в теченье сентября.

Рассвет ещё так зыбок, так непрочен,
как эта рябь, как лёгкая волна.
Сегодня день уже короче ночи,
и надобно ценить его сполна.

И потому я начинаю утро
общением с тобой, моя река,
Где так спокойно всё и так уютно:
и плеск волны и перлы – облака.

БЕЗ МЕНЯ

Будут яблоки падать в траву,
будут листья спокойно и сонно
промокашками впитывать солнце.

Отцветет и подернется ряской,
и совсем онемеет протока.

И песком занесенное устье
на закате тоскливо заплачет
комариной высокою нотой
без меня…

ВО САДУ ЛИ

Ты – народ, и я – народ.
Мы спешим на огород,
разбираемся в редисках
сорока восьми пород.

Огурцом тугим и хрустким
мы подразним “новых русских”,
на зелененькие падких
пожалеем, дав капустки.

Грядки граблями ровняем,
удобренья обоняем
и свои родные сотки
на Канары не сменяем.

Видно, главное в народе -
во саду ли, в огороде:
мышцы требуют нагрузки…
Я не “новый”, просто русский.

* * * * * * * * * *

Н. Лапчинской

Всё утро звенела синица.
Я счастлив!.. что небо в огне,
что лыс, что с рассветом не спится,
что тайное бродит во мне.

Я рад, что намешано много
в душе и надежд и тревог.
Я рад, что, не веруя в Бога,
я веру ту всё же сберёг;

что истину в сердце лелеял,
не ведая, в чём же она…
И что-то нетленное тлеет
во мне на рассвете без сна.

И что-то дремучее дремлет
языческой силой в крови,
как будто и небо, и землю
я чую, как радость любви.

И чудо в гортани теснится,
И жизнь – и проста, и полна…
Всё утро звенела синица.
Все утра звенела б она.

ГИМН ГОРОДУ

Моему Учителю русского - Новиковой Марии Федоровне

Что вдоль – что поперёк… Ты невелик,
мой город, что проснулся летней ранью.
Хвалу тебе уже поёт кулик
там, за мостом, где озеро Ротанье.

А на Песчаном озере второй
нехитрым гимном первого поддержит.
Пусть их не слышит город мой родной, -
они поют! – хотя уже всё реже.

Они поют, хоть не мудрён язык.
Ты мне примером будешь, песня птичья.
Зажги меня! лиши меня,
кулик,
вялотекущей мании величья,

чтоб во весь голос должное воздать
земле и водам, небесам и зданьям,
где вместе с первым вдохом -
слово “мать”
в меня проникло первым
осознаньем.

И понеслось, помчалось… Это жизнь
меня бросала по твоим кварталам.
Со мною поднимались этажи,
со мной волна черёмух расцветала,

и осень приходила, и зима
придёт со мной… за мной придёт, я знаю.
И загрустят, понурившись, дома,
когда моя прервётся жизнь земная.

Но солнце брызнет. И лукавый лис
с окрасом рыжим - весел и проворен -
покинет город. И последний лист
найдёт, я верю, старый тихий дворик,

каких, из детства помнится, не счесть
по Рёлочной, Рабочей, по Кузнечной
когда-то было. Он конечно есть
и не исчезнет в гонке скоротечной.

Среди высотных зданий сохранят
резные ставни, простенькие вязи,
беседку, тополя и целый ряд
карагачей, бишь, мелколистых вязов…

Ах, ностальгии благодатный бред!
Мы были юны, город; мы крепчали.
Пора! Давно пора сдержать обет,
пора отдать, что в детстве обещали:

творить! – не вытворять, и не дерзить –
дерзать! и, не подстраиваясь, строить.
И казнокрадам – ну, хотя б грозить,
коль не по силам: под конвой и строем.

Давай, мой город, пересмотрим жизнь.
Растём!? - зачем? почто-куда сгодимся?
О чём молчим и от чего бежим?
За что краснеем мы и чем гордимся?

…У каждого свой путь и цель своя.
Тебе – расти и хорошеть безмерно.
Невелика ты, родина моя.
Я тыщу раз прошёл тебя, наверно,

и вдоль, и поперёк. Ты невелик.
Но гимн тебе мой громче стал, чем прежде.
И на Ротаньем вторит мне кулик,
ему - другой… Нас многие поддержат.

ДВОЕ

А.Афанасьевой

Друг другу ничего не обещали,
легко шутили и легко прощали.
И лёгкий трёп – о чувстве без названья –
казалось, не обязывал к признаньям.

А между тем на краешке земли
две скрипки две мелодии вели.
Два голоса – сближаясь, расходясь -
сплетались в удивительную вязь.

А мы, мы не играли, а текли,
куда два русла две реки влекли.
И слиться вместе – к счастью ли, к беде? –
отвесных скал мешал водораздел.

Две скрипки, два смычка, два скрипача ль
сплавляли две мелодии в печаль.

А мы с тобой не ведали печали,
не чувствуя полжизни за плечами,
мы не желали ничего желать:
быть может жизни рядом проживать?
Но те полжизни, что промчали ране,
мешали балансировать на грани.

И потому, сойдясь до полутона,
смычки втянулись в жалобы и стоны.
Секунда длилась вечность, без преград.
Мир позабыл, какой из звуков – лад,
где тоника, который будет вводным?

И мы с тобой в падении свободном
уже летим – ревущий водопад!
И вместе мы. И больше нет преград.

ЗАРЯ*

Всё прекрасно по утрам! -
трам, трезвонящий по рельсам,
порт, открытый всем ветрам
и в порту продрогший крейсер.

Хлещет колющий снежок,
засыпая мостовые.
Всё прекрасно и свежо,
словно создано впервые,

словно нынче январю
начинать не год, а вечность.
И трубач свою “зарю”
напевает первым встречным.

День стремительных удач
нам протягивает руку…
Но замешкался трубач
над одним и тем же звуком,

возвращается к нему,
рассекая мёрзлый воздух,
словно чувствовал беду,
да заметил слишком поздно,

и торопится поднять
город, как в атаку роту,
и уже в начале дня
так тревожно тянет ноту.

Медлит звук…
А день летит
снегом, птицами, трамваем,
на стремительном пути
все тревоги забывая…

Так почему ж
по январю,
как будто дню не рад он вовсе, -
трубач, играющий “ зарю”,
печаль тревожную разносит?!

* Заря – воинский сигнал, исполняемый после
вечерней поверки. Однако утренний сигнал
трубача, столь протяжный и тоскливый мы тоже
называли зарей, утренней.

ИГРА В СЛОВА

Игра в слова – нелёгкая игра,
здесь правила таинственны и
строги.
Лишь поначалу кажется, что
строки
соскальзывают с кончика пера
? ? ?

1.

Пойду
у рифм на поводу,
начал не оправдаю.
В бреду рождённую звезду
золою закидаю.

Раздую маленький огонь
до солнца, до судьбы.
Но целый свет затмит ладонь,
коль рифма встанет на дыбы.

Не знаю, что в конце найду…
Но коль решил идти –
пойду
у рифм на поводу
и не собьюсь с пути.

2.

Уйду в стихи,
в себя уйду.
Сбегу от всех
в свою беду.

Уже гудит
в мозгу, в груди
призывный глас:
- Иди, иди!

И диалог
с самим собой
уже становится
судьбой.

КОМУ НА РУСИ ЖИТЬ…

Поэма

Всё залито жёлтым солнцем.
Здесь когда-то бил родник.
Предки спились.
Нет потомства.
Мы одни.

ЛОТОСЫ

И. Мариковской

Они не ждут, чтоб ими любовались.
Дорога к ним – сто километров грязь.
Но мы тот путь протопали, смеясь,
и, где не ждут, мы всё же побывали.

От наших ”Ах” они не стали лучше.
Мы – стали… но лишь те, кто этот ”Ах”
невольно выдал радостью в глазах.
Восторг не на показ, а – вышел случай…

Мы стали просветлённее и чище,
пройдя сквозь грязь, мошку и комаров.
Так лотос светло розовую кровь
донёс нам сквозь столетий тыщи, тыщи!

Когда б асфальт был до того болотца,
сумели б мы проникнуть в душу лотоса?..

* * * * * * * * * *

Мне бы
неба
лоскут –
в руки!
Мне б звезду
потрогать,
чтоб жглась.
Мне б туда,
где мирами крутит
их создавший
вселенский Глас.

Мне б узнать,
где миров начала,
где концы -
или вовсе нет?
…В облака колесница умчала.
Бубенцы
рассыпают свет

1976 -

НАШ ПЛЯЖ

Тем более - ночью.
Появится девушка – прочь её.
Ночью купаться девушкам? –
где уж там!

* * * * * * * * * *

А море ночью светится
и греет,
и в волнах искры вертятся
в игре его.

Плывёшь, а за тобою
звёздный дождь идёт.
И лишь рукою
искру не возьмёшь –
она умрёт.

И мы в живом огне
по влажной глади
плывём среди созвездий
и галактик,

плывём,
как маленькие лаперузики
на берегу расставшись
с парусами – трусиками.

* * * * * * * * * *

Этот пляж – наш,
тем более ночью.
Появится девушка – прочь её.

А я б хотел,
чтоб рядом плыла девушка.
Я б ей серёжки искр
вдел в ушко.

НЕЖНЫЙ КОМ

Я с тобою леплю
этот мартовский ком.
Я любил – я люблю,
перерыв не знаком

от любви до другой.
Тайным холодом жёг
под горячей рукой
самый первый снежок.

Всё менялось кругом,
расставались и мы.
Но катил снежный ком
от зимы до зимы,

от любви до другой.
Ком заметно подрос:
каждый слой – дорогой,
полный счастья и слёз.

От любви до другой
каждый слой – чистый снег.
И грядущей зимой
хватит снега на всех.

ОСЕНЬ. ЗНАКИ

Дар
напрасный, дар случайный,
жизнь…
А. С. Пушкин

Сентябрь

Вчера меня за бесполезным делом
застал сентябрь: я сочинял стишок;
так, пустяковинку. Я вздрогнул, будто делал
запретное, постыдное. И шок

не дал закончить мысль. Порыв отбросил
фрамугу на окне. И жёлтый лист,
влетев, напомнил: наступила осень,
пора итожить год… дай Бог, не жизнь.

То не доделал, это не сложилось,
и не успел, и не… и не… и не…
Напрасный дар, загадка, Божья милость
казалось бы всегда в одной цене, -

но нет: вот так летит, - не замечаем.
Летят за днями дни, за часом час…
Вдруг – жёлтый лист, и, вроде бы, случаен;
и, всё ж, из всех фрамуг он выбрал нас.

Он – вексель. Оплати, и будь спокоен,
и жизнь твою не сокрушит удар.
Жизнь – дар. Жизнь – Дар, мне пользоваться
коим.
Так почему ж платить? – ведь это дар…

Октябрь

Вот я, любитель символов и знаков,
меж двух листков, задумавшись, сижу.
Исчёркан стих. Я за него, однако,
ни перед кем ответа не держу.

И жизнь свою я вправе растранжирить,
ведь после смерти наказанья нет.
Лишь, знаю, чем свободнее и шире
живу я, - тем прекрасней будет свет.

А путь - любой. У всех нас одинаков
исход, нам изменить его нельзя.
И мы живём среди даров и знаков,
не замечая, чем они грозят.

Чреду причин и следствий изучая,
мы дар тот промотаем в свой черёд, -
и всё ж… неплохо было б: излучая
добро и радость, если повезёт.

Ноябрь

Подарок осени – листок – на стенке, в рамке;
как всякий знак, до времени забыт.
Стишок готов, лишь требует огранки.
Фрамугу утеплил, и гвоздь забит.

И быт кипит и радует безмерно:
всему – порядок, мелочам – любовь.
А Пушкина… вот так: легко, без нервов,
прочту, нахмурюсь и забуду вновь.

Напрасный дар, бесцельное томленье,
сухой листок и мой тетрадный лист
на миг сплелись в одном стихотвореньи,
и скрылись, где ноябрь гол и чист;

где ветер, завывающий во мраке,
баюкает, а не тревожит, нас.
Мы как хотим, так и трактуем знаки,
и только те, что нам важны сейчас.

Лист отлетал. А новый стих, охрипнув,
заронит мысль о скуке бытия.
Но даже мысль умрёт, замёрзнув в рифме,
как пустяковинка, что завершаю я…

ПО ГРИБЫ

Я по белые пошёл в синий лес.
Подосиновик нашёл между пней.
Тут же к белым потерял интерес,
потому что сразу вспомнил о ней.

Эта рыжая – косички торчком!
Эти глазки-голубички, в очках…
Это снова подосиновик бочком,
и ещё красноголовики в кочках.

Может быть, она брюнетка под хной,
или может даже хны той красней?
Снова рыжики под каждой сосной –
видно думаю я только о ней.

В рыжем – сосен вековые столбы,
ржавой хвои подгоревшая хна…
Что я – рыжий!?
И дались мне грибы!
Я мечтаю, чтоб далась мне она.

* * * * * * * * * *

Постучали.
Я открылся.
Никого.
От печали,
с горяча ли -
проворчал:
- Что за шуточки,
за штучки?
Для чего
открываться,
коль не видно,
кто стучал?!

Отрываться
стали звёзды
от холста.
Неспроста
Создатель тонкой
сделал твердь.
Без конца
роняла звёзды
высота.
Только звёзды ли
в мою стучали дверь?

Я по воздуху
до звёзд
не поспешу,
я присяду на завалинку
в тиши,
я прохладой
беспечальной
подышу.
Постучали -
я открылся.
Для души.

ПРОСТЫЕ ПОЛЁТЫ НАД ГНЕЗДОМ КУКУШКИ

Как обычно, сегодня мы вышли с тобой по
утру,
мы поднялись на холм, развернули тяжёлые
крылья
и недвижно стояли на резком холодном ветру,
наблюдая, как вспыхнула в небе стрижей
эскадрилья.

Нам казалось, что мысль человека превыше
всего,
если разум свободен от чувств и других
наслоений.
Нам казалось, что разум, пожалуй, и есть
божество.
Нам казалось… Но всё-таки я – человек
настроений.

И сегодня, как назло, когда раскололся
восток,
и крыло твоё стало, как прежде, легко и
послушно,
не затронул меня мой обычный рассветный
восторг.
Только разум был твёрд. Но, казалось, мне
это и нужно:

только разум, ни тени сомненья и мысль в
голове.
А крыло тяжело. И незыблем закон притяженья…
Две огромные птицы, две птицы, да: именно
две -
оторвались от кромки холма и втянулись в
круженье.

Ты легко, словно мысль, уходила в белёсую
высь.
В синий сумрак на серые камни красивой дугою
я стремительно падал, ни разу заветную мысль,
что несла меня прежде, ни разу не спутав с
другою.

Я лежал на камнях, словно Демон, поверженный
в прах,
улыбаясь, что жив; вновь поддавшись стихии
волнений.
Надо мною кружился, как птица в рассветных
лучах,
непонятный, такой же, как я, человек
настроений.

* * * * * * * * * *

Слова – обман,
и даже мысль – обман.
Но где-то там,
где даже мысль бессильна,
где – за слезой,
где утренний туман,
где купола,
где россыпь рос –
Россия.

Я не готов.
И мыслить не берусь…
Но где-то там –
из глубины Руси,
из сердца рвутся,
не из губ – из уст –
идут слова:
“спасибо” и “спаси”.

Во мне два слова,
слившихся в одно;
та просьба,
что звучит благодареньем.
И Русь во мне.
Мне главное дано,
как доступ
в подмастерье со-Творенья.

СНЕГ

Он просто падал и кружил
над темною водою,
а я его в ладони
ловил – и этим жил.

Моей мечтою и бедой
ты шла ко мне на встречу.
А он летел на плечи
и медлил над водой.

Он засыпал твои следы
вдоль темного овала,
где осень колдовала
на зеркале воды;

где, в сумраке едва видны,
в таинственном круженьи
из зазеркальной глубины
всплывали отраженья;

всплывали за витком виток
к своей последней встрече…
Которой в этот вечер
не избежит никто.